Уполномоченный при Президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов принял участие в форуме «Укрепление национальных механизмов в сфере защиты детей от небрежного, жестокого обращения, насилия и эксплуатации», который проходил инициативе ЮНИСЕФ в Минске 12-13 ноября в Минске. Павел Алексеевич выступил с докладом«Системный подход к организации государственного противодействия жестокому обращению, насилию и эксплуатации в отношении детей», в котором говорилось об успешном решении проблем в сфере профилактики семейного неблагополучия и жестокого обращения с детьми в семьях (как родных, так и замещающих). «Государство не вправе подрывать отношения между родителями и детьми, изъятие ребенка из семьи — это крайняя мера, которая принимается только на основании судебного решения» — заявил он в своём выступлении. Перед началом пленарного заседания Павел Астахов дал интервью белорусским журналистам. Отвечая на вопрос о судьбе российских детей, от которых отказались приемные родители в США, он рассказал:
— Дети — 14 и 12 лет — российские, усыновлены американской парой в 2008 году. Сейчас оба находятся в психиатрической клинике, в которую их поместили приемные родители. Как только мы узнали, что дети проживают не в семьях, которые их усыновили, мы вместе с Министерством иностранных дел обратились к властям в США, чтобы нам предоставили данные по этим детям и по этому процессу. Дело в том, что дети до 18 лет, ранее усыновленные и увезенные в Америку, все равно остаются гражданами Российской Федерации. Мы имеем право знать, что это за дети, несмотря на то, что их данные зашифрованы. Тем не менее перед отъездом я видел документ, который пришел из Госдепа США о том, что им ничего не известно, этих детей они не знают, и пока на эту тему даже не хотят разговаривать. Это странно, потому что, несмотря на то, что договор прекратил свое существование между Россией и Америкой, тем не менее, есть обязательства, которые принимались американской стороной и которые она должна выполнять. Есть, в конце концов, консульская конвенция, согласно которой наши дипломатические работники имеют право доступа к любому гражданину Российской Федерации, где бы он ни находился. Нам известно только, что эти дети находятся в психиатрической лечебнице, причем находятся там уже не первый год. К сожалению, таких случаев немало. В свое время, когда мы занимались, а точнее были допущены к документам по ранчо в Монтане — есть такое печально известно ранчо, куда ссылают, в буквальном смысле этого слова ссылают, ненужных, ранее усыновленных детей в Америке, — я видел материалы этого ранчо, они свидетельствуют о том, что достаточно много детей или до ранчо, или после ранчо попадают в психиатрические клиники. Вообще в Америке это явление достаточно распространенное: родители, которые сами не справляются с ребенком, объявляют его каким-то особенным, странным, не таким, неуправляемым и они его посылают на лечение. Взять даже историю Максима Кузьмина, который погиб в семье Шатто. Дело в том, что его лечили от несуществующей болезни, потому что мальчик, с точки зрения психиатрии, был здоров. И это подтверждают все документы, которые у нас есть. Тем не менее его лечили психотропными веществами. Поэтому то, что сейчас дети находятся в психиатрической клинике, свидетельствует о том, что приемные родители просто не справились. Но интересен процесс в Америке, в Нью-Йорке, тем, что иск предъявлен не к российской стороне, не к российскому детскому дому, не к правительству России, а к двум Американским агентствам, которые получили деньги за усыновление этих детей. Я не исключаю, что суд может предъявить иск родителям. Прикрывая свою собственную несостоятельность, приёмные родители заявили, что дети какие-то не такие, «бракованные» — они буквально так и сказали. Они написали, что им обещали хороших, а дали не таких, и они теперь направили их в психиатрическую клинику. Они к тому же ещё обвиняют Американское агентство в том, что их обманули, т.к. обещали дать детей, которые будут родными братом и сестрой, а дали не родственников. Но, простите, у американских усыновителей, как и у любых иностранных усыновителей, всегда есть возможность ознакомиться со всеми материалами в досье ребенка, никто не принуждает приехать и сразу забрать ребенка — наоборот, есть процедура, согласно которой можно познакомиться, совершить гостевые визиты, пообщаться с ними, посмотреть, документы изучить. Они представлялись в Российском суде, где давали обещание исполнять родительские обязанности, говорили о том, что им все известно про ребенка, что они добровольно принимают решение о его усыновлении. Про эту процедуру почему они забывают? А делают это они с одной целью: на самом деле это абсолютно корыстный мотив – для того, чтобы не платить алименты. Тем более дети находятся в психиатрической клинике — значит, по всей видимости, родителям придется пожизненно платить алименты. Но чтобы не платить их, приёмная семья начинает обвинять других.
— Почему так происходит, ведь в США эта система работает достаточно длительный период?
— Дело в том, что люди, которые знают систему американского усыновления, говорят о том, что это отнюдь не идеальная система. Достаточно, например, посмотреть на расследования американских журналистов, которые были проведены осенью 2012 года и вышли на интернет-биржу по переусыновлению из семьи в семью уже ненужных детей. На ней осуществлялись торги вопреки судебным решениям, в обход службы защиты детей, т. е. детей передавали. В США появились так называемые чайлд-брокеры — даже название режет слух! Это люди, которые перепродают детей. Я столкнулся с этим чайл-брокерством в штате Монтано, когда прокурор округа рассказывал о том, что они несколько раз ловили людей, которые привозят «ненужных» в приемных семьях детей и передают их на ранчо или устраивают за деньги в другие семьи. Мало того, что не существует прочной системы подготовки — системы сопровождения приемных родителей просто нет. Никто не готовит их — любой желающий приходит и берет на себя обязанности, а потом не справляется с ними. К тому же, не существует контроля. Достаточно ребенка из штата в штат передать — и все, невозможно ничего проследить, т.к. федеральной структуры нет. Мы об этом говорили американцам еще в 2010 году. После этого государственный департамент США сказал: мы на себя берем федеральную функцию. Понятно, что Министерство иностранных дел США не может справиться с этой задачей. А люди-то видят, что происходит. Они знают случаи, когда ребенок гибнет в приемной семье, начинают разбираться и по каким-то мотивам вдруг оправдывают обвиняемого. Майлса Харрисона оправдали, а он заморил Диму Яковлева в машине. Брайна Дикстра оправдали после гибели полуторогодовалового Ильюши, который весь в синяках был доставлен как бы в бессознательном состоянии в больницу. Сначала американский отец говорил: «Да, я его ударил», а потом стал отказываться. Крейверы, которые были выпущены на свободу: 89 повреждений на теле ребенка, из них более 20 на голове. И суд при этом принимает версию о том, что ребенок был такой неуправляемый, что он подошел к печке и бился головой, пока себя не убил. Нормальный человек может в это поверить? Нет. Поэтому нормальные люди, каких большинство в Америке, давно уже поняли, что система патронажного усыновления, к сожалению порочна, потому что она неконтролируема. Если вы побеседуете с американскими следователями, прокурорами, то они вам расскажут множество случаев, когда усыновляли как нашу Машу Яшенкову. Приемный отец-педофил два года насиловал маленькую девочку, пока его не поймали, не изобличили и не посадили на 35 лет. Педофилов много в этой среде, к сожалению. Я встречался с работниками ФБР, которые прямо говорят, что для Америки сегодня вызов номер один — это педофилия. Поэтому, если в деталях посмотреть, то там не идеальная система, абсолютно не идеальная. Но при этом, конечно, мы исходим из того, что те, кто берут детей, имеют правильные побуждения, что они — добросовестные родители, но тогда почему столько проблем? Почему столько погибших детей? Почему столько искалеченных судеб? Есть девочка Ксения Антонова, которую изнасиловали во второй приемной семье. Приемный отец подделал свидетельство о рождении девочки. Мало того, что он допустил насилие в отношении удочерённой девочки, уже переданной из приемной семьи, так еще и свидетельство о рождении подделал! Он предъявил этот документ в суд и его освободили на этом основании. Мы когда увидели эту копию, ответили: это подделка, он ей приписал 2 года, чтобы она считалась совершеннолетней. Кстати, Ксения находится в психиатрической клинике, а негодяй-насильник — на свободе.
Для решения этих и подобных вопросов мы создали прецедент: наняли американского адвоката бывшему усыновленному ребенку Артему Савельеву, получили решение американского суда о том, что семья не может просто так отказаться от усыновленного ребенка, а должна выплачивать алименты по 1000 у.е. в месяц, должна заплатить 58 тыс. у.е. морального ущерба за то, что его бросила таким образом, и еще должна оплатить услуги агентства, которое занималось усыновлением ребенка. У нас есть решение, у нас есть прецедент и поэтому, в данном случае, я считаю, нет оснований для аннулирования решения об усыновлении – они взяли ответственность на себя за этих детей. Даже если эти дети оказались больными, они должны их содержать – это обязанность родителей, они должны платить алименты, если не хотят дальше жить с детьми.
— А как обстоят дела в европейских странах?
— Из стран Европы, особенно из Скандинавии, чуть ли не каждый день поступает информация об изъятии детей. Эта информация идет, несмотря на то, что и в Финляндии, и в Норвегии, и во Франции службы защиты детей ставят жесткое условие для родителей, которые попадают в их поле зрения, не контактировать с прессой, не давать информации о своем деле. Тем не менее, все про это рассказывают. Не реагировать на это мы не можем по одной простой причине – эти дети являются гражданами Российской Федерации. Они даже не из смешанных семей, не из семей с двойным гражданством, а просто из семей российских граждан, которые временно приехали на учебу, на работу, просто временно побыть. То есть забирают детей у граждан Российской Федерации. Дошло до абсурда! Пятилетнего мальчика Оскара забирают из семьи, 35 суток он не имеет возможности поговорить с консулом! Наш консул не имеет возможности увидеть маленького гражданина Российской Федерации. Ему не дают переводчика для того, чтобы он пользоваться родным русским языком, на встречах с мамой запрещают пользоваться русским языком. Мама не видит 33 дня своего ребенка. Это мама, которая не лишена родительских прав! Нет никакого судебного решения, а есть некие подозрения. Преступник, совершивший тяжкое преступление на территории другого государства, в течение 24 часов имеет право на адвоката, на переводчика и на консула. Это что же получается, что ребенок, изъятый службой защиты детей, оказывается в худшем положении, чем самый закоренелый преступник? Этот перекос, конечно же, нас возмущает, потому что нарушаются базовые принципы, нарушаются двухсторонние соглашения Норвегии и России; в консульском общении нарушается Венская консульская конвенция, нарушается Конвенция о правах детей, где сказано, что ребенок не может быть разлучен с папой и мамой ни при каких обстоятельствах, кроме как по решению суда. Здесь несудебная процедура — служба социальной опеки Норвегии и Финляндии действует по своему усмотрению. Много таких случаев было. Большинство из них заканчивается тем, что ребенка, конечно, возвращают, когда работают с этим: нанимают адвоката, фиксируют все нарушения, доказывать свою невиновность, вопреки презумпции невиновности – тогда удается доказать и вернуть ребенка. Что же делать? Это не решает проблемы. Эти случаи всегда политизируются — они все время подымаются на уровень политический, т.е. представитель президента должен вмешиваться в процессы, которые в общем-то находятся на уровне социальных служб, а они заканчиваются на уровне консульства. Из-за отсутствия диалога получается, что вопрос политизируется. У нас нет инструмента, у нас нет механизма согласования наших действий, у нас нет диалога сегодня. Мы обращаемся в службу защиты детей, а они отвечают нашим дипработникам: «Это вопрос МИДа, обращайтесь в МИД». Обращаемся в МИД — «Это вопрос социальной службы». Вот такая карусель. Поэтому здесь надо создавать межгосударственные органы для решения проблемы. Если есть такая проблема, и если десятки семей страдают, давайте не политизировать ситуацию — давайте создадим нормальный правовой механизм. Как мы создали с Французской Республикой. Вспомните, там было порядка 44 случаев, когда были проблемы с нашими детьми. В 2011 году я предложил создать Согласительную комиссию. И теперь у нас есть Росийско-Французская комиссия по разрешению семейных споров. Все! Политической проблемы нет! Мы в рамках этой комиссии все вопросы обсуждаем и решаем, находим приемлемое решение. Тем более мы признали сейчас Гаагскую конвенцию о некоторых аспектах похищения детей. Но Норвегия отказывается, Финляндия отказывается, по этой причине мы вынуждены обращаться в ООН, в Совет Европы. В свое время Совет Европы по нашему обращению указал Финляндии на то, что их действия по изъятию детей чрезмерны, и они на какое-то время притихли. Но сейчас опять усилились.
— Какие наиболее распространённые поводы для изъятия детей на западе?
— Иногда может даже и не быть никакого повода. Например, вырванный зуб – это повод: выбили, выпал или помогли избавиться. А если подружка русских девочек пишет анонимку-донос: “Мне кажется, что девочек в семье бьют”, и девочек изымают, несколько месяцев мама не видит их… Вот вам конкретный случай, которым мы занимались. Девочка написала донос на своих одноклассниц. Трех девочек изъяли из семьи и не видели больше полугода. Новая сожительница бывшего мужа написала на предыдущая жену донос, и по этому доносу взяли двоих детей. Не было никаких оснований. Поэтому в этой системе любой повод воспринимается как чуть-ли ни истина, как аргумент для внесудебного изъятия детей. Если бы у Оскара был синяк, потому что он упал, ударился, то свидания бы не было. Слава Богу, что у него к моменту изъятия не было ссадин и царапин, которые могут быть у любого ребёнка, когда они бегают, играют, особенно, если это мальчики. А случай с Александрой и девочкой Дианой — там немного другая ситуация. Девочка из каких-то побуждений начинает наговаривать на маму. Это другая история, другой случай. Любой детский психолог вам скажет, что ребенок может обидеться и сказать сгоряча что-то. А дальше это уже ложится в протокол. И теперь этот протокол все время показывают: “Вот ребенок сказал, что он боится обращаться к маме — вот основание. Мы его заберем и найдем ему другую семью”. Достаточно слова ребенка или анонимки. В этой системе другой подход.
/ sobor.by/ Подготовила Юлия Чирва. Фото ria.ru